Введение:
Актуальность работы. Проблеме внимательности психологи, педагоги, психотерапевты, философы уделяют огромное количество времени. Пишутся статьи, трактаты, доклады, но проблема остается нерешенной. Раскрыть до конца эту тему никому еще не удалось, хотя она очень актуальна в наш динамичный час.
Проблема кроется в сознании человека, в его отношении к окружающему миру, и решить эту проблему каждый человек может только сам. Конечно, можно долго рассуждать о природе рассеянности, причинах ее возникновения, но выработать привычку быть внимательным – это задание каждой личности, ибо противоположное неизбежно ведет к разрушению личности, как в моральном, так и в физическом плане.
Проблеме внимательности и рассеянности посвящены работы Фрейда З., Романова В.Я., Дормашева Ю.Б.Павлова И. П., Сеченова И. М., Ухтанского А. А., Гильбуха Ю. З., Гальперина П. Я., Кобыльницкой С. Л., Волокитиной М. Н., Матюхиной М.Ч.
Внимание - показатель всех психических процессов - можно рассматривать как основу успешной познавательной деятельности.
Противоположным вниманию является понятие невни¬мание. Явление феномена невнимания представлено разными явлениями, среди которых наиболее известна и изучена рассеянность. Она понимается как неспособность внимания сконцентрироваться на объекте.
Состояние рассеянности дифференцируется по таким видам, как:
– истинная рассеянность, отождествляемая с отупением или сонливостью. Ее признаки: преобладание вместо ясных восприя¬тий и представлений неясных и смутных, уменьшение интеллекту¬ального напряжения, фиксация взора в пустоту. Специальными тех¬никами релаксации и медитации осуществляется контролируемое погружение в такое состояние;
Основная часть:
Когда искажение имен проделывается нарочно, оно равносильно некоторого рода пренебрежению: то же значение оно имеет, надо думать, и в целом ряде случаев, когда оно выступает в виде ненамеренной обмолвки. В этих случаях в качестве расстраивающего момента врывается критика, которую говорящему приходится опустить, так как в данную именно минуту она не отвечает его намерениям.
В других случаях – гораздо более значительных – к обмолвке и даже к замене задуманного слова прямой его противоположностью вынуждает самокритика, внутренний протест против собственных слов. В таких случаях с удивлением замечаешь, как измененный таким образом текст какого либо уверения парализует его силу и ошибка в речи вскрывает неискренность сказанного. Обмолвка становится здесь мимическим орудием выражения – нередко, правда, таким орудием, которым выражаешь то, чего не хотелось сказать, которым выдаешь самого себя [13].
Как в грубых, так и в более тонких погрешностях речи, которые еще можно отнести к ряду обмолвок, фактором, обусловливающим возникновение ошибки и достаточно объясняющим ее, З.Фрейд считает не взаимодействие приходящих в контакт звуков, а влияние мыслей, лежащих за пределами речевого намерения. Сами по себе законы, в силу которых звуки видоизменяют друг друга, З.Фрейд не подвергает сомнению; кажется, что их действия недостаточно для того, чтобы нарушить правильное течение речи. В тех случаях, которые З.Фрейд тщательно изучил и понял, они представляют собой лишь готовый механизм, которым с удобством пользуется более отдаленный психический мотив, не ограничивая себя, однако, пределами его влияния. В целом ряде замещений эти звуковые законы не играют при обмолвках никакой роли. В этом взгляды З. Фрейда вполне совпадают с мнением Вундта, который также предполагает, что условия, определяющие обмолвки, сложны и выходят далеко за пределы простого взаимодействия звуков.
1.2.3. Забывание впечатлений и намерений
В основном феномене припоминания и забывания не разобралась еще ни одна психологическая теория. С тех пор как изучение сна и патологических явлений показало, что в памяти может внезапно всплывать и то, что мы считали давно позабытым, забывание стало для нас более загадочным, чем припоминание [13].
Забывание - спонтанный процесс, протекающим на протяжении известного времени. Исследования З. Фрейда показывают, что при забывании происходит известный отбор имеющихся впечатлений, равно как и отдельных элементов каждого данного впечатления или переживания. Науке известны некоторые условия сохранения в памяти и пробуждения в ней того, что без этих условий было бы забыто. Однако повседневная жизнь дает бесчисленное множество поводов заметить, как неполно и неудовлетворительно наше знание. Например, если прислушаться к тому, как двое людей, совместно проделавших путешествие, обмениваются спустя некоторое время своими воспоминаниями, можно заметить следующее. То, что у одного прочно сохранилось в памяти, другой сплошь да рядом забывает, словно этого и не было, но при этом нет никаких предположений, что данное впечатление для него психически более значимо, чем для второго. Выходит, целый ряд моментов, определяющих отбор для памяти, ускользает из памяти.
Даже у не подверженных неврозу людей можно найти указания на то, что воспоминания о плохих впечатлениях и представления о таких же мыслях наталкиваются на какое то препятствие. Такое же стихийное стремление к отпору представлениям, которое может вызвать ощущение неудовольствия, относят к основе того механизма, который является носителем истерических симптомов. Психоаналитик З.Фрейд указывал, что «неправильно было бы возражение насчет того, что напротив, сплошь да рядом нет возможности отделаться от тягостных воспоминаний, преследующих нас, отогнать такие тягостные аффекты, как раскаяние, угрызения совести. Не факт, что эта тенденция защиты оказывается везде в силах одержать верх, что она не может в игре психических сил натолкнуться на факторы, стремящиеся по другим мотивам к обратной цели и достигающие ее вопреки этой тенденции. Архитектоника душевного аппарата строится, насколько можно догадываться, по принципу слоев, инстанций, находящихся одна над другой, и весьма возможно, что это стремление к защите относится к нижней психической инстанции, и парализуется другими, высшими. Во всяком случае, если мы можем свести к этой тенденции защиты такие явления, как случаи забывания, то это уже говорит о ее существовании и ее силе. Многое забывается по причинам, лежащим в нем же самом, там, где это не возможно, тенденция отпора передвигает свою цель и устраняет из нашей памяти хотя бы нечто иное, не столь важное, но находящееся в ассоциативной связи с тем, что собственно и вызвало отпор» [13].
Ни один из феноменов не пригоден в такой мере для доказательства положения о том, что слабость внимания сама по себе еще не может объяснить дефектности функции как забывание намерений. Намерение – импульс к действию, встретивший одобрение, но выполнение которого отодвинуто до известного момента. В течение создавшегося таким образом промежутка времени может произойти такого рода изменение в мотивах, что намерение не будет выполнено, но в таком случае оно не забывается, а пересматривается и отменяется. Забывание намерения, которому мы подвергаемся повседневно в любых ситуациях, мы не объясняем тем, что в соотношении мотивов появилось нечто новое; мы или же оставляем его просто без объяснения, или же стараемся объяснить психологически, допуская при этом, что ко времени выполнения уже не оказалось нужного для действия внимания, которое есть необходимым условием для того, чтобы само намерение могло возникнуть, и которое в то время имелось в достаточной для совершения этого действия степени.
1.2.4. Симптоматические и случайные действия
Случайные действия отличаются от ошибочных действий лишь тем, что они не стремятся установить связь с каким либо сознательным намерением и в силу этого не нуждаются в предлогах. Они выступают сами по себе и не встречают сопротивления, ибо в них никто не подозревает цели и намерения. Их совершают, «ничего при этом не думая», «чисто случайно», «чтобы куда нибудь руки деть», и рассчитывают, что такой ответ положит конец расследованию о значении этого поступка. Для того чтобы оказаться в таком исключительном положении, действия эти, не находящие себе оправдания в неловкости, должны удовлетворять определенным условиям: не должны бросаться в глаза и эффект их должен быть незначителен [13].
Все распространенные случайные и симптоматические действия З. Фрейд разделил на две группы, в зависимости от того, происходят ли они в силу привычек, регулярно при известных обстоятельствах, или же являются актами единичными. Первые (человек играет цепочкой от часов, щиплет бороду и т. п.), являющиеся едва ли не характерными для данного лица вообще, близко соприкасаются с разнообразными формами тика и подлежат рассмотрению в связи с ними. Ко второй группе он относит такие явления, как, например, человек играет палкой, оказавшейся у него в руках, чертит карандашом, подвернувшимся под руку, бренчит монетами в кармане, лепит из теста или какого нибудь другого пластического материала, теребит свое платье и т. д. За этими различными видами игры систематически обнаруживаются при психическом анализе известные смысл и значение, не находящие себе иного выражения. Обыкновенно данное лицо и не подозревает о том, что оно нечто подобное делает или что оно так или иначе вносит модификации в свои обычные жесты; оно не слышит и не видит также и эффекта этих действий. Оно не слышит, например, шума, который производит, побрякивая монетами в кармане, и выражает удивление и недоверие, когда на это обращают его внимание. Полно значения и заслуживает внимания также и все то, что человек, часто сам того не замечая, проделывает со своим платьем. Каждое видоизменение обычного костюма, мелкая неряшливость – скажем, незастегнутая пуговица, каждый след обнажения – все это выражает нечто, чего владелец платья не хочет сказать прямо или в большинстве случаев даже и не может выразить. Толкование этих мелких случайных действий, равно как и доказательства для этого толкования вытекают каждый раз с достаточной убедительностью из сопутствующих условий, в которых происходил данный визит, из темы разговора, из тех мыслей, которые приходят в голову данному лицу, когда его внимание обращается на его якобы случайный поступок [13].